Люби от шёпота и до стона,
Но расставайся всегда достойно.
Не унывая, не наливая,
Как будто видимость нулевая.
Как будто нежность, едва живая,
Не остывает, как ножевая,
Когда любимые взяли циркуль
И начертили арену цирка.

Ваша киска ушла по-английски,
Не отведав баварской сосиски,
Обойдя когтеточки и миски
И любимый пушистый платок.

Ваша киска нашла переписки,
Где красуются сиски и писки.
Ваша киска купила бы виски
И полночи блевала в лоток.

Ваша киска драла бы обои,
Представляя при этом обоих:
Благородные лица в побоях,
Новомодные бренды в моче.

Но, увы, развалилась мозаика…
С вами, кажется, птичка и зайка,
А без вас – госпожа и хозяйка.
Эволюция в лучшем ключе.

Вы, конечно, – плейбой, это ясно.
Этот образ привили вам ясли.
Переешь и откроется язва,
Спесь и масло содержит сосуд.

Запивайте же чивасом читос,
Подпевайте своей «Mis Bichitos»,
Но когда вы красиво сторчитесь,
Девять жизней, увы, не спасут…

Вас любили и сильным, и слабым,
Доверяли вам сердце и лапу,
Представляя вас в шлеме и латах,
Ваша киска мотала свой век…

А другая-то – ну не п*зда ли?
Чёрным списком её обуздали,
Но, по-моему, вы опоздали…
Ваша киска уже человек.

Чем её утешить, молодую?
«Дурочка, иди ко мне, подую»?
Думаю – и дико мне, паду и
Оборву сочувствия струну…

Я хотела петь «Конфессу» в ванной,
Танцевать в твоей рубашке рваной
И стонать на кожаном диване,
Закусив зубами простыню.

Мне казалось, я приму любое:
Рыцаря, плебея и плейбоя.
Я была беременна любовью –
Преданной, уверенной, большой.

Только как утешить ту, что старше?
У меня ни наглости, ни стажа,
Чтобы наблюдать за этим маршем
Девочек с истерзанной душой.

Мне почти немыслимо одеться
В эту полудерзость-полудетство.
Ты играл в бандита и в индейца,
Ты красив, как маленький дофин.

При дворе казнили и пороли
Стольких, что пора менять пароли.
Если не помогут апероли,
Значит, переходим на морфин…