Пусть мой стакан и наполовину пуст, и наполовину полон,
И даже наполовину виски, наполовину кола,
Но ты снимал поло, и потолок становился полом,
А разноцветная простыня между нами – полем.
Нет, кто кем болен писать не нужно, понять не сложно.
Всё недослушанное – натужно и односложно,
Всё недосказанное – мертво, отчего не легче
Забыть то, как солнечным маслом измазаны эти плечи,
Как я жила тобой – неумело, смешно и жадно,
Как это время не описать по законам жанра,
Ни дня, чуть до ещё этой осени жёлтой, жаркой,
Когда тебе меня, как чудовище, очень жалко…
Ведь я – бутон с перебитой шейкой и птенчик-слёток
В плену борщей, овощей, вещей и разбитых лодок,
Ведь я – ожог и божок – ни чистого, ни большого,
А ты хотел бережок и сыну читать Бажова…
Но бог тебя бережёт, и целы твои донжоны.
Пусть по утрам тебе варят кофе другие жёны,
Пусть твои дети не носят эти глаза и брови,
Поскольку поздно мне пить Боржоми и петь Бон Джови.
И пусть нам уже не уснуть под пульс питерской капели,
Ты был для меня как четвёртая революция в колыбели,
Как спелый пьянящий закат, виноградом выжатый в Коктебеле,
Как берег и оберег, и песок белый…
Но раз остаётся стакан, а в стакане – горькая виски-кола,
Пусть губы растопят лёд, а пальцы стекло расколют.
И всё, что казалось, близко, и всё, что касалось тесно,
Теперь будет просто тестом – тестом для нового текста.
Виктория Дёмина
Личный сайт
Оставьте комментарий